Ирина МЕРКУРОВА

 

Меркурова Ирина Максовна родилась в г. Москва. Закончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова курсы журналистики при московском Доме журналистов. Работала в газете «Московский комсомолец».

С начала 70-х годов по 90-е годы была внештатным корреспондентом на Московском радио и радиостанции «Юность» в Комитете по радиовещанию и телевидения .

В 2000-х годах сотрудничала в СМИ – газетах «Искусство», «Литературная газета», «Культура», «Учительская газета» и многих других. Печаталась в различных журналах и литературных альманахах («Муза», «Третье дыхание», «Созвучие»). Автор трех книжек: «Рассказы», «Лирические стихи», «Вехи жизни».

С 1973 года по 1995 год параллельно с журналистикой преподавала русский язык и литературу иностранным студентам и аспирантам на подготовительном факультете МГУ и в Российской Академии образования .

Публиковалась в пяти коллективных сборниках Московского союза литераторов «Посиделки на Дмитровке». Член Московского союза литераторов.

Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна

 

Дождь зарядил с утра мелкий, моросящий, скучный. Из дома никто не показывался, все попрятались, пережидая непогоду. Сад замер в оцепенении и всё вокруг казалось в паутине дождя словно заколдованным и нереальным…

Листья и трава блестели как лакированные, влажная земля остро пахла ароматами цветов… Но ей было не до красот…

Она была голодна. С самого утра ей не везло – не удалось раздобыть ничего существенного, да ещё этот дождь…

Веранда, обычно шумное место сборищ дачников, опустела и на обеденном столе сиротливо лежала одна лишь плетёная хлебница, без хлеба, ни единого кусочка Это было оскорбительно. Весь день она ждала и надеялась, что здесь ей, как всегда, что-нибудь перепадёт, придётся , видимо, убираться ни солоно хлебавши… Ну, ничего, завтра будет день, будет и пища…

Она уже давно наблюдала за жильцами этого дачного домика. Они все, как и многие люди, ссорились, мирились, выясняли отношения и всё время куда-то спешили…Погожими летними днями они любили проводить время на веранде, там они трапезничали, принимали гостей и порой заполночь, устав от поздних посиделок, уходили в дом, оставляя на столе остатки ужина, так всякую мелочевку, не представлявшую уже никакого интереса , но только не для неё… Это был её час!

Как же она презирала этих сытых, никчёмных людишек, даже не подозревавших о её существовании, думающих только о себе. И мстительно думала, что она им ещё покажет… Особенно ненавистна была ей хозяйка дачи – немолодая, круглая, как шар, тётка с визгливым, противным голосом, бьющим по нервам… Так бы и тюкнула её по башке, благо растительности на ней было в изобилии – это было нечто вороньего гнезда –масса волос в хаотичном переплетении замысловатого каскада. Очевидно, это

сооружение, по замыслу её обладательницы , придавало дополнительный рост её короткому, мощному телу, но выглядело карикатурно…

Муж хозяйки был другой разновидностью, являя собой полную противоположность: высокий, тощий, с несоразмерно маленькой головой на длинной вытянутой шее, он производил странное впечатление . Да и само бледное его лицо, лишённое всякой растительности, казалось неуместно детским и оттого похожим на маску. Он казался каким-то отстранённым, никуда не лез, ни во что не вмешивался, на крики не реагировал, мирно куря на крылечке дома. Его лицо освещалось улыбкой в двух случаях, когда он наблюдал за игрой внуков и ещё за обеденным столом при виде шкалика с водочкой. Он был безвреден…

На её взгляд он обладал несомненными достоинствами: никогда не крохоборничал и частенько оставлял на тарелке кусочки снеди, - для птичек, - пояснял он домашним свои действия. Собрав в кульки остатки пищи, он методично раскладывал их у оснований деревьев, меняя раз от разу «меню». Сколько раз она находила эти дары, успевая первой на пиршество. Красота! Хороший дядька! Не то, что эта грымза, его жёнушка. Всё прячет, всё кусочничает- ни крошки не оставит, скволыга. Один раз из-за паршивого кусочка колбасы, чуть не прибила шваброй мою младшую сестру. А недавно погналась за мной из-за булки, которую сама же забыла на веранде, а я успела схватить.Так она гналась за мной на своих окорочках и вопила , будто я какую драгоценность упёрла. Ну я её проучила! Как только она за калитку, я с налёту вцепилась в её воронье гнездо и наотмашь тюкнула таки в самую серёдку дурацкой её копны на башке.Что тут началось! Она бежать да орать да так, что вся моя родня от ужаса взвилась в небо со всех деревьев. Но я не отстала, гнала её по всей дороге и от души тюкала и тюкала, пока она не скрылась в каком-то доме. Так и просидела там аж до вечера, я проследила…

Каррр, каррр, каррр. Будет меня помнить!

 

 

 

 

Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна

 

Моя мама была неисправимой мечтательницей, а все мысли ее были направлены на мое светлое будущее… В ее мечтах и планах я должна была стать знаменитой скрипачкой или, на худой конец, актрисой, такой как, например, кумиры ее молодости – Целиковская или Серова… Она тайно от меня шепталась с режиссерами детского кино, восхваляя мою фотогеничность и дикцию (презрев детскую шепелявость из-за отсутствия у меня, семилетней, передних молочных зубов). Прознав о наборе в кино девочек младшего школьного возраста, мама от переговоров перешла к действиям: она привезла меня на кинопробы, запасшись веером фотографий, начиная с пухлого младенчества и кончая настоящим сознательным школьным возрастом. Фотографии тоже были ее страстью. Она запечатлевала меня всюду и везде, в самые неожиданные моменты и порой в самых неподходящих местах… Это придавало и передавало атмосферу непосредственности и искренности по мнению многих ее знакомых. Что, возможно, было правдой, хотя я всегда пыталась от съемок улизнуть. Отказы и нытье во внимание не принимались – мамочка лучше знает… Она светлела лицом, в глазах был азарт охотника. Перед ее неукротимой энергией и желанием непременно видеть меня в кино пасовали даже киношники, повидавшие немало на своем веку дотошных родителей. Конечно, я успешно прошла конкурсный отбор.

Все это впоследствии напоминало мне эпизоды из знаменитого фильма Росселини «Самая красивая» с великолепной Анной Маньяни, также маниакально продвигающей в большое кино свою малолетнюю дочь, будучи истово и страстно убежденной в ее «предназначении». Для нее она тоже была самая, самая красивая. И какой удар и разочарование испытала героиня Маньяни, когда на пробных кадрах на экране она увидела свою малышку, измученную съемками, в неприглядном виде, ревущую и совсем некрасивую, с несчастным лицом, захлебывающуюся в слезах под гогот и аплодисменты зала, всех этих «делателей» кино, забавляющихся видом смешной дурнушки, несостоявшейся маленькой актрисы.

Правда, моя история и взаимоотношения с кино не были такими драматичными. Мне все-таки довелось сняться в одном из детских фильмов в небольшой роли, что на какое-то время усмирило мамино тщеславие. Результатом этого киноэксперимента стал мой бесславный переход из статуса отличницы второго класса в троечницы… Искусство потребовало все-таки своей жертвы… Бесконечные съемки в течение десяти месяцев (раньше фильмы снимались так долго), репетиции, как у взрослых, поездки по стране и прочее сыграли свою «роковую» роль…

Не слишком удавшаяся мне роль «актрисы» не умерила энтузиазма моей мамы – она не оставила своей другой заветной мечты – сделать из меня скрипачку… К счастью, ей не пришлось интриговать, я заболела скрипкой безо всякого на меня «давления» и даже принуждения. Видимо, в закоулках моей детской души затаилась, еще неведомая мне тогда самой, тяга к прекрасному. Я часами «приклеивалась» к старенькому приемнику, слушая музыку, отдавая предпочтение музыкальным спектаклям, ярким, веселым, легко запоминающимся. Не последнюю роль в этом сыграло знакомство с маминой приятельницей, скрипачкой, играющей в оркестре театра оперетты. Не помню, о чем я тогда думала, слушая ее игру, и мечтала ли о чем-то: в памяти остался только Голос, голос Скрипки, такой нежный и волнующий. До слез… Так я заболела скрипкой, и маме не пришлось меня уговаривать, я сама умолила ее отвезти меня в музыкальную школу. Но недолго, что называется, музыка играла… Через два года моих, надо сказать довольно успешных, занятий я серьезно заболела, и музыкальную школу пришлось оставить. Не задалось… Бедная мама – ей опять не повезло. А она так надеялась…

В то время, в свои десять лет, я, естественно, не задумывалась о характере всех ее переживаний, волнений и устремлений, и только впоследствии, узнав о трагических перипетиях ее жизни, многое для меня прояснилось…

Мама была из семьи репрессированных в конце двадцатых годов. В одночасье большую дружную, работящую семью безумный вихрь революционных преобразований подхватил и, вырвав с корнем из привычной почвы, закинул на неприветливую, суровую уральскую землю. Там и сгинули мои предки, мамины родители, – от тяжелой, неустроенной, полуголодной жизни, а пуще всего, растоптанной веры в справедливость…

Маме, молоденькой тогда, шестнадцатилетней девочке, чудом удалось спастись, убежав из семьи с подружкой, такой же заклейменной «дочкой кулака», аж в Москву, к ее дальним родственникам, приютившим на время в тесной комнатке за занавеской насмерть перепуганных беглянок…

Так началась ее «московская сага». Пошли годы скитаний по чужим углам, неустроенный быт, предательства подруг-сослуживиц по временным работам (никуда не брали из-за анкеты), исправно доносящих «по зову сердца»…

Где уж тут планы на нормальную и хотя бы сытую жизнь, когда над тобой, как дамоклов меч, висит очередное объявление об увольнении, и нет места дочери богатея в нашем обществе… Жила надеждой, что все когда-нибудь наладится. Не чуралась работы, бралась за любую, чтобы послать лишнюю копейку туда, на Урал, голодающим родителям.

С детства была охоча до рукоделия. Недаром из четырех сестер была в семье любимицей. С пяти-шести лет училась у старших вязанию, да вышиванию, и так ловко у нее все получалось, да ладилось. Вот и пригодилось, шила по ночам московским барышням хорошенькие платьица и вязала модные кофточки. Талант – хвалили ее знакомые, тебе бы учиться… Да где там… Мечтала, конечно: вот будут детки, всему научу, костьми лягу – учебу им налажу, в люди выведу, чего жизнь не додала, пусть им достанется… Так с этой мечтой и не расставалась.

Вот ведь жизнь: все случилось, как задумала моя мама в своей далекой и такой тревожной юности. Жизнь ее закалила, научила бороться и не сдаваться. Она многое умела: крестьянствовать в поле и огороде, помогая хозяевам, приютившим ее в далекой от Москвы деревне в войну во время эвакуации, ухаживать за животными и даже шить нехитрую одежду деревенским жителям, порядком пообносившимся и нетребовательным… В благодарность люди несли ей кто что мог – яйца, молоко, сметану и прочую снедь, которой мама щедро делилась с женами эвакуированных, женщинами, мало приспособленными к деревенской жизни и по сути ничего не умевшими… Все были семейные, с детьми, и было понятно, как ей были все благодарны. Некоторые из них уже в послевоенные годы часто звонили, навещали маму дома в московской квартире, став поистине близкими людьми…

Во время войны маме приходилось, как и многим москвичам, рыть окопы на подступах к Москве (в сорок первом году), сдавать кровь раненым бойцам, вязать носки, варежки и многое другое, о чем она не любила вспоминать… Трудностей она, закалившаяся от многочисленных испытаний по жизни, не боялась, но каждый раз вздрагивала, получая какую-либо повестку или извещение – вдруг опять весть из прошлого… Долго не могла отойти, прийти в себя, от «черной вести» - похоронки на мужа, добровольцем ушедшего на фронт военным корреспондентом газеты «Звезда».

На всю жизнь у нее остался этот страх перед неизвестностью, а вдруг опять возьмутся за старое, начнут копать, вынюхивать, выяснять… Это чувство опасности долго не проходило. А что, если не пойду голосовать, а что будет, если, и так далее… Я, как могла, уговаривала, даже сердилась. В ответ мама тихо вздыхала, опуская глаза, и долго молчала… Как же мне было потом стыдно!

Мама всегда жила моей жизнью и жизнью моей семьи, стараясь быть нужной, необходимой, ни секунды не считая свою «миссию» жертвенной…

Свою жизнь она так и не устроила, хотя всегда была очень красива, вызывая восхищение многих людей, знавших ее. Ее запомнили душевной, скромной, очень деликатной и всегда немного грустной…

Она стремилась быть незаметной, не вызывать к себе интереса: к сожалению, сказалась привычка не доверять людям. Но справедливости ради надо сказать, что она все же не оставалась в тени: ее заметили и отметили как одну из лучших сотрудниц издательства «Московская правда», где она трудилась в качестве техника-технолога в течение тридцати лет, начав свой трудовой путь со скромной должности работницы склада печатной продукции. Много лет ее фотография не сходила со стенда передовиков издательства. Да, моя милая стойкая мама, испытавшая столько ударов судьбы – все же состоялась. Хотя все так же, как, впрочем, и всегда, продолжала смущаться, когда ее торжественно награждала дирекция почетными грамотами, и премировала за отличную работу и, когда сотрудники издательства и коллеги ее отдела аплодисментами отмечали ее награждения и юбилеи. Я так была горда за нее! Мне до сих пор не хватает моей дорогой мамы. Но печаль моя светла…

 

И.Меркурова

Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна

 

Увидеть Лондон и умереть – этого заклинания не было в моей программе… Видимо, практика моих посещений таких мировых столиц, как Рим и Париж, подготовила меня к встрече с родиной Шерлока Холмса и Диккенса… Готовясь к поездке, я тщательно проштудировала путеводитель по Лондону, не поленилась даже залезть в различные словари и справочники с кучей советов туристам по многочисленным ситуациям, которые, а в этом я была уверена, меня подстерегают…

Итак, я в Лондоне. Все впервые, ни на что не похоже. Начиная с двухэтажных, известных всему миру, ярко-красных автобусов, возникающих через каждые полминуты на всех центральных трассах города. Людские реки не прекращают свое «броуновское» движение, разноголосые, яркие, цветные. Большей частью цветные – здесь проживает около двухсот национальностей, и через некоторое время складывается впечатление, что сюда переселились многочисленные выходцы из «третьего мира». Здесь не так легко найти англичанина, еще труднее уроженца Лондона, зато на каждом шагу встречаются турки, пакистанцы, цейлонцы, уроженцы африканских стран. Надо признаться, что в массе они ведут себя сдержанно и воспитанно, органично вписываясь в ритм города, славящегося своим вежливым гостеприимством. Я ощущала это на каждом шагу. Учтивые продавцы, приветливые прохожие, готовые помочь, доброжелательные полицейские. О достопримечательностях столицы можно говорить только в превосходных степенях. Вот – Кенсингтон, с его многочисленными музеями, Челси – родина панков, Сохо – с его китайским кварталом и многое, многое другое… Среди этой городской мозаики выделяются особые места, такие, как, например, северные районы – обитель художников и литераторов, Блумсбери, лицо которого определяет университет. Особый шарм создают лондонские дорогие магазины, ателье «высокой моды», элегантные виллы и дворцы.

Но меня больше всего поразили лондонские музеи, в которых можно провести, любуясь на эту красоту, не один день, такие, как, например, знаменитый музей Виктории и Альберта, шесть этажей которого за день не обойти. Но как же не хотелось его покидать! Чудесны галереи Уоллеса, Тейта и многих других. И еще маленькая деталь – они все бесплатны!

Да, этот город прекрасен, если бы не его метро. Оно чудовищно. Серый, унылый цвет стен, напоминающий катакомбы, отсутствие намека на какую-либо эстетику. Впрочем, как и многие подземки современных городов мира, за редким исключением. Они слишком функциональны и мало радуют глаз. Там господствуют лестницы и почти отсутствуют эскалаторы. Удивляют порой большие интервалы между станциями и бесконечные переходы на нескончаемые цветные линии – голова идет кругом… Вот когда проникаешься гордостью за наше чудо-метро!

Правда, хороши лондонские такси с их традиционным черным цветом, просторные, комфортабельные, с прекрасно обученными водителями, как нам поведал гид и путеводитель, надежность и компетентность которых широко известна – лицензию они могут получить, только сдав сложнейший экзамен, хотя однажды мое представление о них было несколько поколеблено…

Картинка такая: я в Лондоне ровно сутки. Еду в знаменитом двухэтажном автобусе с обзорной экскурсией по городу. Затем пешая прогулка по центру, знакомимся с архитектурными и историческими достопримечательностями, которых здесь предостаточно. И, наконец, к вечеру, вваливаюсь в гостиницу в счастливом изнеможении, едва прикоснувшись к подушке, засыпаю сном младенца… Второй день пребывания в столице обещал быть не менее насыщенным.

Рано утром новая экскурсия – посещение Букингемского дворца, правда знакомство только с его внешней стороной, общий план которого фотографируют неутомимые туристы со всего света, ну и мы в том числе. За

4-5 часов нашей прогулки с гидом мы успели познакомиться не только со своеобразием архитектуры «Туманного Альбиона», обилием театров, соборов, музеев и дворцов, но полюбовались и его цветущими садами и парками (это в феврале месяце!). Красота! Домой в отель возвращаюсь сравнительно рано – вечером приглашена друзьями, живущими в Лондоне, на вечернее мероприятие с концертом и ужином (что весьма кстати) Я и не подозревала, чем обернется для меня этот вечер…

Надо сказать, что проживание в отеле чужого города содержит непреложное правило: брать с собой карточку с адресом и всеми выходными данными, чтобы не заблудиться и не потеряться. Я поступила ровно наоборот. Не взяла, не подумала и вообще не обеспокоилась. Сказалась усталость от многочасовых походов по городу и обилию впечатлений… Едва успев отдохнуть и переодеться, я помчалась на встречу с друзьями. С первых же минут вечер поразил меня праздничной атмосферой, звучала чудесная музыка, вальсировали нарядно одетые пары, завершающим аккордом явился эстрадный концерт не без участия наших отечественных звезд ( ну как же без них!)

На этом, как оказалось, благотворительном вечере, средства от которого пошли на поддержку нашей российской культуры, присутствовало довольно много, как представителей русской эмиграции, так и влиятельных лиц английского общества. Было очень весело и непринужденно. Англичане оказались очень милыми и контактными людьми.

Мои друзья, не оставлявшие меня без внимания, рассказали, что такие вечера здесь традиционны, и ими здесь очень гордятся… После незатейливого, но сытного ужина в стиле «а ля рус», затянувшегося далеко за полночь, я заторопилась в отель.

К подъехавшему через минуту такси меня провожали друзья радостной толпой, объясняя наперебой седовласому, строгому водителю адрес моего отеля, правда с моих слов…Что оказалось чревато… Довольно быстро мы подлетели к отелю, но выглянув в окно кэба, я непроизвольно вскрикнула: «О, my god!» Это был не мой отель. Эта была весьма респектабельная, сверкавшая иллюминацией, гостиница не в пример моей скромной трехзвездочной. Мои жалкие стенания и попытки объясниться с водителем ни к чему хорошему не привели. Он, как попугай, твердил одно слово:» карт, карт» и еще «адрес». И хотя я ему, как могла объясняла на «чистом» английском, что карточки нет, а адрес я ему три раза четко и медленно повторяла, но он, видимо, был тупой, так ничего и не поняв, поехал дальше. Шел второй час ночи, а мы все мотались по ночному Лондону в поисках несчастного, словно растаявшего, как призрак в тумане, отеля. Я искренне не понимала, как, узнав от меня адрес, опытный, судя по возрасту водитель, не может его отыскать… Шел уже третий час ночи. У меня началась паника, и я с ужасом начала понимать, что на третий день моего пребывания в этом городе, я заблудилась, и оставшуюся ночь мне явно светит провести в полицейском участке. Нет, только не это! В острые, критические моменты жизни, у меня наступает просветление, открывается что-то вроде третьего глаза… Я начала лихорадочно вспоминать место сбора нашей группы на экскурсию, точнее, название улицы, находящейся не так далеко от нашей гостиницы. И я вдруг вспомнила! И как называлась и как до нее добраться. Спасена! Уверенно взяв инициативу в свои руки, я стала подсказывать «водиле» дорогу, извлекая из памяти нужные слова и глаголы. И когда наконец-то мы подъехали прямёхонько к дверям до боли знакомого родного отельчика, я снова воскликнула уже радостно и с чувством: «О my god!» и по-русски: «Слава богу, я дома!». Так завершилось моё знакомство с ночным Лондоном.

Позднее выяснилось, что мой седовласый водитель привёз меня в пятизвёздочный отель, который тоже был расположен на улице с таким же названием, что и мой, но только абсолютно в другом районе. Вот уж повезло так повезло… Ну и где же хваленая компетентность и особая выучка лондонских водителей, если заблудился этот асс в «двух соснах»?

А может это был его последний выезд перед пенсией, и он решил подзаработать с косноязычной иностранки – «всё равно ей не светит пожаловаться по-английски за это недоразумение. Это ей явно не грозит»… Вот ведь мыслю-то по-русски… Всё по себе меряем…

Оставшиеся до отъезда дни я посвятила более тщательному знакомству с городом. Гуляя по его улочкам в стороне от оживленных магистралей, я словно попадала в другую эпоху.

Однажды мои русские друзья привезли меня в какой-то «микрорайон», сохранивший свой особый облик. Я увидела невысокие, слегка обветшалые дома, такой, наверное, была когда-то провинциальная «добрая старая Англия», знакомая нам по литературе и по старинным гравюрам. Здесь царила тихая и умеренная упорядоченность.

С этой почти идиллической картиной жила рядом современная молодая жизнь со «своими пабами», ресторанчиками, магазинами и своей «главной площадью».

Лондон – огромный мегаполис, где, наряду с величественными зданиями, знаменитыми мостами и небоскрёбами, соседствует множество современных помпезных учреждений и офисов, довольно стандартных, не претендующих на хороший вкус… И всё же «Туманный Альбион» обладает особой притягательной силой, и дело не только в грандиозности его строений и красоте его садов и парков.

Главное всё же в его символах, определяющих лицо столицы. Это прежде всего знаменитая башня Биг-Бен, Тауэрский мост и, конечно, Трафальгарская площадь, хорошо известные всему миру.

Меня заворожила эта площадь с её безмолвным стражем – памятником великому адмиралу Нельсону и одной из её главных достопримечательностей – Национальной галереей, настоящей сокровищницей замечательных собраний произведений искусства. Здесь всегда нескончаемый поток туристов со всего света. После просмотра люди не спешат уйти с площади, любуются ее красотой. Вечером площадь вспыхивает яркой, красочной иллюминацией и в сполохах огней она кажется фантастической…

В промежутках между моим безостановочным марафоном по городу, мне удалось погулять по Гайд-парку, этому зеленому оазису в центре Лондона, с его роскошными вековыми деревьями и тихими озёрами с их водоплавающими – утками и лебедями, доверчиво и бесстрашно подходившими вразвалочку к людям у самой кромки воды… Какое удовольствие наблюдать за ними, быть на природе, вдали «от шума городского», где тебя не подстерегает великое искушение витрин, отражающих роскошь дорогих недоступных магазинов. Проходя мимо них, я почти не задерживалась – надо было успеть побольше увидеть и узнать о городе, ведь совсем скоро предстояло его покинуть, как знать, смогу ли вернуться ещё сюда. Я уже не боялась потеряться или заблудиться, город был ко мне дружелюбен, как и люди, живущие в нём. В сущности, все большие города в чем-то схожи – множеством дорог, домов, нервным пульсирующим ритмом жизни, - нашей платы за существование в этих каменных джунглях с его комфортом и удобствами. Но всё же, где бы мы ни жили, в больших городах или маленьких селениях – мы все дети Земли, а она наш общий дом, значит, и мы, по сути, везде дома…

 

Ирина Меркурова