Струкова Марина Васильевна родилась в пгт Романовка Саратовской области. Окончила Университет искусств (факультет станковой живописи), МЭГУ (факультет литературы и русского языка). По рекомендации В.В.Кожинова была принята в Союз Писателей России. Выпустила три поэтических сборника: «Чертополох», «Солнце войны», «Серебряная пуля». Публиковалась в изданиях: «Наш современник», «Роман-журнал ХХI век», «НГ-Exlibris», «Аврора», «Завтра», «День литературы», «Подъем», «Молодая гвардия», «Русский образ», «Ликбез», «Губернский альманах», «Волга», «Трибуна русской мысли» и другие. Дважды лауреат журнала "Наш современник", лауреат конкурса "Прекрасные порывы - 2010", дипломант конкурсов им.Есенина, "Эврика", "Нонконформизм - 2010". Выпускница ВЛК 1997-1999.
ПЕСНИ НАРОДНЫЕ
Красные ягоды, листья узорные,
белые хаты и пашенки черные,
реки бескрайние и полноводные...
Здесь и рождаются песни народные.
В них богатырская удаль былинная,
и каторжанская вольность звериная,
и скоморошья насмешка простецкая,
девичья грусть, похвальба молодецкая.
...Вечером звезды горят небывалые,
люди сидят на крылечках усталые,
и с подголосками и переливами
песня плывет над осенними нивами.
Падают вниз на дороженьки сорные
красные ягоды, листья узорные.
Скоро придут холода неминучие,
поразгуляются вьюги колючие.
Ах, до чего ж ты, песня, печальная,
невесела была Русь изначальная,
да и сегодня терзается, плачется,
песню придумает, в песне упрячется,
словно в бездолии и непогодине
Родины нет, кроме песни о Родине.
* * *
Высокий берег, медленный поток,
вишневый сад до самого обрыва,
и облака туманный завиток,
и вспышка грозового перелива...
Здесь гром и рок и колокол и Блок,
мне открывая бесконечность жизни
на Юг и Север, Запад и Восток,
сказали о свободе и отчизне.
Здесь голос крови нас на битву звал,
а после к миру вёл по божьей воле.
Кто хлеб растил, кто с немцем воевал,
а кто-то и учительствовал в школе.
Я скрою всё, что дома не на лад,
всё расскажу, что сладилось на славу.
От древних книг и дедовских наград -
заветы предков, строивших Державу.
Здесь наш очаг - негаснущий цветок,
семь поколений предков помнит глина,
высокий берег, медленный поток,
в ржаной пыли великая равнина.
* * *
Где сокол вьется, где ветер бьется
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир уставший ее коснется
умрет и очнется.
Мятется стадо и ищет брода,
но голос Бога, но голос Рода
летит над градом, грозой блистая.
Вы нынче стадо, а завтра стая,
чей путь начертан и принят далью,
не вырубить сталью.
На нашей карте кресты и руны,
о нашей правде рокочут струны -
лучи от Запада до Востока,
чеканят пульс неземного рока
и грохот эха уходит в душу
шквалом на сушу.
Лови момент, воплощай легенды,
в умах - смещаются континенты,
Столкнутся правды - вскипает лава
и зверство нрава, и месть и слава.
Ждут удостоенных высшей меры,
глиняные карьеры...
Где сокол вьется, где ветер бьется,
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир уставший ее коснется,
умрет и очнется.
* * *
Где-то новое Солнце лучится,
где-то чувствует гибель палач.
В буреломе блуждает волчица,
слыша детский, прерывистый плач.
Белый мир обречен возродиться,
белый свет и над бездной храним.
Вновь ребенка отыщет волчица,
вновь ребенок задумает Рим.
* * *
Не к вам, а к вашей крови возношу
свою мольбу, к победной древней воле.
Я в вас могучих пращуров бужу,
привыкших к ратной и разбойной доле,
долг безнадёжный выполню, верну
той родине, где пасть верней, чем сдаться.
И бисер солнц в людскую грязь швырну.
Зачем? А позже смогут догадаться.
Чтоб тварь, в бетонной спавшая норе,
вдруг задохнулась от шальной гордыни,
и взор подняв к сияющей заре,
оружия взыскала и святыни!
* * *
На кладбище героев и богов,
великим завершение дорогам,
оно в тумане между двух миров,
мне потаённым кажется чертогом.
Здесь те, кто отдал жар своих сердец
борьбе духовной и грозе военной,
безвестный воин и святой мудрец,
и песни гордой витязь убиенный.
Здесь те, кто подлецу не уступил,
здесь те, кто речи не переиначил,
красиво умер, праведно почил,
и для Державы что-нибудь да значил.
И ты надейся не на нищий кров,
дух приучив к сраженьям и потерям, -
на дар земли, на свой подземный терем
на кладбище героев и богов.
И если правдой свято дорожил,
и бился словом горестным и честным.
Своей стране ты службу сослужил,
и будешь вечно в воинстве небесном.
А за оградой твердых нет шагов,
а за оградой все вино распили,
а за оградой все мечты забыли,
а за оградой все врагов простили.
Покоятся все лучшие России -
на кладбище героев и богов.
АНТОНОВСКАЯ
Черных дней прошло немерено
через русское жнивье
только песня не потеряна,
я напомню вам ее.
Эту песню беспокойную,
заводящую в петлю,
звероватую, разбойную
пел Есенин во хмелю.
"Что-то солнышко не светит,
над головушкой туман,
видно пуля в сердце метит,
видно близок трибунал.
Каркнет ворон на осине,
комиссар, взводи курок,
заведут тебя в трясину
и прикончат подшумок".
От костров, что в землю втоптаны,
раскатились огоньки.
Там, где армия безропотна,
будут вольные стрелки.
Через чащи, поле дикое,
хутора и городки,
бродит воля всевеликая,
волчьи сузились зрачки.
Что-то солнышко не светит,
пашни схвачены в бурьян.
Кровь отцов тебе ответит
почему ты местью пьян.
Враг гуляет по России,
да не знает всех дорог...
Знает ворон на осине.
"Комиссар, взводи курок".
ПРЕДКИ
За службу на южной границе
наделы им дал государь.
Взошло далеко от столицы
село Туголуково встарь.
Не знало высокой науки,
но за нерушимостью меж
там гнули особые луки
и русский хранили рубеж…
В чекистском доносе примета
осталась с далеких времен:
село Туголуково - это
бунтарский, бандитский район.
Эх, что за народные сходки
бойцов посылали на месть!
Эх, что за расстрельные сводки
Антонов подписывал здесь!
Мой прадед, чья жизнь не допета,
мой край, что врагами пленен,
поэзия Струковой - это
ваш вольный «бандитский район»!
* * *
В час восстания грозный, дикий,
по колено в крови гуляй,
но запомни закон великий:
Русский, в русского не стреляй!
Будет знамени красный сполох,
черно-желтый и белый стяг.
Нас кремлевский политтехнолог
станет стравливать, чуя страх.
Клевету чужаков услышишь,
только мыслями не петляй.
Нас так мало осталось, слышишь -
Русский, в русского не стреляй!
Этот лозунг простой и честный
пусть в бою утвердят стократ
и народный бунтарь безвестный,
и спецназовец, и солдат.
В испытаниях бесконечных
рода в сердце не разделяй,
и не радуй врагов извечных -
Русский, в русского не стреляй!
* * *
Семицветным ковром расстилались луга.
Только краше бурьян на могиле врага.
Семицветным огнем рассыпались снега,
Только краше бурьян на могиле врага...
Облетели вишневого рая сады,
обмелели живые потоки воды,
расплескала заря молодое вино,
размечтались мы зря, а осталось одно -
не уйти в подсознанье и просто в бега,
а увидеть бурьян на могиле врага.
В мертвом небе - обугленная пустота,
но последняя искра бела и чиста
и дрожит и мерцает на пыльном ветру,
Так Россия одна, мы одни на миру,
где вожди обжигаются ржавчиной лжи,
где нарушены недругом все рубежи,
всех побед самоцветы в чужом тайнике,
лишь булыжник зажат в занесенной руке.
Возрождение эпоса есть в мятеже,
раскружилась эпоха в шальном кураже,
зашаталась бетонная наша тайга,
прорастает бурьян на могиле врага.
* * *
Одна страна крепка купцами,
другой милы ее волхвы…
А третья славятся бойцами,
что век не склонят головы,
не ждут хвалы и царской платы,
и топчут травы, не ковры,
любые рассекают латы
наточенные топоры.
А кони, быстрые как птицы,
на Млечном пойманы пути,
презрев преграды и границы,
готовы всадников нести.
Купцы на торг сдадут державу.
Волхвы уйдут в свои мечты.
Одни бойцы не примут права
клинки отбросить и щиты.
…Здесь мыслят просто и свирепо,
и вера твердая в очах,
что если даже рухнет небо,
его поднимут на плечах.
* * *
Вот ветра повели лесостепью
заговорщицкий шёпот и свист,
посбивали петляющей плетью
вырезной изузоренный лист,
заплели пожелтевшие травы,
словно сети, по гнёздам грибниц.
Проводили, как русскую славу,
в дальний рай опечаленных птиц.
Затуманило инеем крыши,
первый снег начинает кружить.
Разве можно здесь жить ещё тише
и ещё безнадёжнее жить?
Вроде не было боя и смуты,
но напомнят о добром былом
и комбайнов заржавленных груды,
и развалины ферм за селом.
Оттого безнадёжно и тихо,
что боится покорный народ
потревожить упрёками лихо...
А оно-то давно у ворот.
* * *
- Все будем там, - старуха прошептала,
рукой махнула в сторону креста.
- Все будем там, - листва пролепетала.
Передо мной открылась пустота.
Зачем любить, зачем играть словами,
сажать цветы и целовать тебя?
Ведь все сгорим трухлявыми дровами,
сгорим в голодной пасти бытия.
Оставь заботу о вине и хлебе,
всё - не твоё, тщета - плоды труда...
Есть у меня сокровища на небе.
Земное - расхищают без следа.
ДЕМОН
- Поклонись, чтобы приняли в стаю,
почему ты не слышишь меня?
- Но я тайну великую знаю:
ты меня сотворил из огня!
А потом были созданы эти,
нарекаясь рабами отцу,
и сгораю в немыслимом свете,
всех созданий ревнуя к Творцу.
Я не слеплен из мыслящей грязи,
не страшит стерегущая мгла,
отвернусь и уйду восвояси,
нет мирам и пространствам числа.
Я зажгу тебе войны и грозы,
в одиночестве вечном виня.
Прожигают Вселенную слезы...
Ты меня сотворил из огня!
* * *
Как благо или божий бич,
нам жизнь дана, чтоб смерть постичь,
Теперь ты знаешь, не узнав,
как долог рост высоких трав,
теперь ты знаешь, не узнав,
что значит, смертью смерть поправ.
И Вечность смотрит в гордый лик,
за годом год, за мигом миг,
так над героями былин,
склонялась, сжав в объятьях глин.
К твоим губам холодным льнёт
безвкусный мёд подземных вод.
тяжелый лёд в твоих кудрях,
дыханье - в небе, кровь - в морях.
Ресницы иней обметал,
застыли руки как металл...
Так путь кончается любой,
на пир стремились или в бой.
Но если лучших помнит Русь,
на том со смертью примирюсь.
* * *
- У них имперские амбиции! -
визжит политик-шоумен,
и наши бывшие провинции
трясут знаменами измен.
А сами втихомолку грешные
порою жаждут всей душой
простора, как у нас - безбрежного.
и доли как у нас - большой...
У нас имперские амбиции,
они нужны, чтобы сберечь
и рода русского традиции,
и цель великую и речь.
Не жадность и не злость кромешная -
имперскость, не жестокий спорт.
Империя - лишь неизбежная
броня от приграничных орд.
И пусть опять над нами властвуя,
они ведут трофеям счет.
Империя - не дума праздная
и ложь от правды отсечет.
У нас имперские амбиции,
они нужны, чтобы сберечь
и рода русского традиции,
и цель великую и речь.
* * *
Люблю я песни Украины
и степь, и замки, и сады,
вкушаю солнечные вина
как древнерусские меды.
Нет краше украинской мовы
на белом свете языка,
её былинную основу
хранят бояновы века.
Не ей с трибун звучать угрюмо
из уст духовной нищеты.
Она - для дерзновенной думы,
она - для трепетной мечты,
она - для воинского клича,
простой молитвы казака.
Как сокол, падать на добычу,
как сокол, мчаться в облака.
Будь проклят тот, кто для раздора
взял речь - родная, вывози,
и кто представил чуждой споро
Россию - Киевской Руси.
Мы всё равно душой едины,
что б ни случилось на веку,
и только песни Украины
развеют русскую тоску.
* * *
Васька Буслаев уводит ватагу,
хэй, на закат, угрожая варягу,
если на юг повернет ради брани
с орд косоглазых потребует дани.
Мать призывала Василия строго:
Ты б побоялся, одумавшись, Бога.
Жизнь твоя – драки да пива братина,
где же твой крест, непутевый детина?
Васька на матушкин зов обернулся,
чубом кудрявым тряхнул, усмехнулся:
Эх, на Купалу гулял средь долины,
крест свой оставил на ветке калины,
чтоб не жалел я в бою супостата.
чтоб не считал иноверца за брата,
Бога чужого не припоминаю…
Мать прошептала в ответ: Проклинаю!
Молча Василий спускается к стругу.
Что на душе – не расскажет и другу.
Русскую гордость храня и отвагу
в битву Буслаев уводит ватагу.
* * *
Ты ищешь правду?
Адовы круги
пройти придется, мир виня порою,
друзья сдадут и не поймут враги.
Но это одиночество героя.
Под хор указов правды не найти,
ищи её вне стада, стана, строя,
и даже сгинуть на таком пути
считай за привилегию героя.
ПЕРУН
Перед ликом твоим, громовержец Перун,
у меня волхва–посредника нет,
я стою с тобою один на один,
не как подлый враг, заслонясь щитом,
не как жалкий раб, колена склонив,
а как верный воин твоих дружин…
И нет просьб у меня: что желал – взял сам,
да и нет мольбы, – я умею мстить,
для того у руса булатный меч,
молодецкая удаль и правый путь…
Я пришел покликать тебя на пир,
где вино мы красное будем пить,
сами будем пить и врагов поить,
так поить, что спать им в земле сырой.
Весел будет пир, стрелы будут петь,
будет сталь звенеть, граять черный вран.
Не на помощь зван, приходи взглянуть,
как умеем мы побеждать зверей.
Как мы славим Русь пламенем ран
на телах врагов, поверженных в прах
той земли, что им никогда не взять.
КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ
1.
Иду на вы! –
И руку вскинул к тучам
с Востока. – Так и скажет пусть гонец.
- А если просто к дани их примучим?
- Княгиня, я воитель - не купец.
Иду на вы,
на вы - на тьму – так значит.
Ура – у Ра, у солнца мы с тобой…
Гонец в простой одежде черной скачет,
лишь засапожный нож везет с собой.
Иду на вы! –
хазарам вызов бросит,
Живым не взять, и рабством - не грози.
А наши души - сокол в рай возносит.
А наша слава - громом по Руси!
2.
Святослав ответил Ольге просто,
вариантов в летописи нет.
«Вера христианска – есть уродство».
Топором не вырубить ответ.
«Надо мной дружина засмеется,
божий раб – не вольный человек».
Верил князь в Перуна, Ладу, Солнце,
а не в сети, что закинул грек.
Пусть во имя Рода сердце бьется,
Русь зовется Родиной досель.
…И любая вера - есть уродство
если из-за тридевять земель!
3.
Ходил в походы он легко,
как барс стремился на добычу,
летала слава высоко,
подобно солнечному зничу.
Но он погиб, а мы робки,
нам тяжко выйти за ворота.
Народ, забросивший клинки
подальше в заросли осота,
желаешь многого вотще.
Готов платить трудом и кровью?
Тогда плати и не ищи
удобней камня изголовья.
Степь разметалась широко,
зовет: Сражайся – возвеличу!
Ходи в походы так легко,
как барс стремится на добычу.
* * *
На шелковой воде вишнёвой ветвью
рисую травы, лица и цветы
не на потребу мутному столетью,
а для того, кто видит с высоты.
Я слышала, вели когда-то споры
учёные неведомой земли
о том, что помнят водные просторы
своих гостей - пловцов и корабли.
Как много нарисованного нами
не сберегут бумага и холсты,
но расходились образы волнами,
и оставались в памяти воды.
КОТЫ
Летний ветер не скрипнет воротами,
и на улицах нет ни души,
только ходят коты огородами,
примечая добычу в тиши.
Не хлыщи городские холёные,
не помоек дурных нищета,
деревенские, жизнью учёные,
ночью сами себе господа.
На пороги и на подоконники
возвратятся с рассветом они,
только звякнут в сараях подойники,
только вспыхнут в окошках огни.
Ах вы пестрые наши проказники,
где гуляли сегодня, коты?
- Я гостил у русалки на празднике,
набросали мне рыб из воды.
- Я анчуток пугал за избушками.
- Я берег от мышей вашу рожь.
Промурлыкали б сказку, как Пушкину,
да, наверное, ты не поймёшь.
* * *
Речные острова в белейшей повилике,
серебряной листве, туманном ободке.
Преломлены лучей рассыпанные блики
в мерцающую дрожь росы на ивняке.
Замшели берега, травой увиты щедро,
чьи корни обнял ил, чья зелень так тепла,
вот маленький зверек ныряет в эти недра,
вот яркие жуки сползают со ствола.
Из пышного плюща изменчивые арки
созвездьями цветов в лазурь устремлены.
За гривой камыша купаются казарки,
и лилия со дна всплыла луной волны.
Меж небом и водой, как облако, парили
речные острова счастливой красоты,
истаяли вдали, навеки озарили
пространство за душой – отечество мечты.
* * *
Яблоко с Древа гибели,
просит: поймай меня,
я твои слезы выпило,
свет твоего огня,
я неземной обители
образ в себе таю,
яблоко с Древа гибели
знает мечту твою -
Солнце неповторимое,
тайну чужой души.
Чтобы узреть незримое,
гибель вкусить спеши...
Жаркого сока полное,
и неживой красы,
как шаровая молния,
плод из садов грозы.
БАХЧИСАРАЙСКИЙ МОТЫЛЁК
(Пушкин в Крыму)
1.
Он вспомнил солнца лик горящий
и то, как сонный взгляд привлёк
над морем пляшущим парящий
бахчисарайский мотылёк.
Прозрачный, призрачный, случайный,
крыла тончайшие раскрыв,
он был, как вздох о страсти тайной,
как неосознанный порыв.
Не так ли ты, поэт гонимый,
здесь вознесён над суетой
чужой земли неумолимой,
непобедимой красотой?
2
«Я жажду краев чужих…»
А. Пушкин.
Чёрная тройка несётся во тьму,
море туманится, сердце томится.
Пушкин хотел бы остаться в Крыму,
но пожирает поэтов столица.
Счастлив купец, продающий ковры,
счастлив имам на минбаре мечети,
Пушкин несчастен, вельможной игры
до горизонта раскинуты сети,
их не минуешь. Долги и дела,
иски казённой, чиновничьей чуши,
модных салонов хвала и хула.
ветреных женщин дешёвые души.
Волен рыбак уплывать от тоски,
волен цыган уезжать от обиды,
Пушкин не волен бежать воровски,
грезить бродягой под солнцем Тавриды,
гонит судьба из блаженства в тюрьму.
Плеть – ямщику, полупьяному бесу!..
Пушкин хотел бы остаться в Крыму,
Мчится в Россию, к царю и Дантесу.
3.
Не насвистывать нам, соловей-озорник*,
там, где носят проигранный мной сердолик**,
где по сказке Востока ты в розу влюблён,
где мой взгляд на прекраснейший лик устремлён.
Пушкин, бедная птица, что делать с душой?
Розу срезали, девушка станет чужой.
Соловья обдурит и продаст птицелов.
Донесут на поэта за несколько слов.
В Петербурге я буду томиться тоской.
Ты изысканной клетки не примешь покой,
и ударишься, глядя в небесную даль,
соловей императора, грудью о сталь.
* По легенде крымский соловей прилетал петь для поэта.
**В Гурзуфе Пушкин проиграл перстень с сердоликом княжне Волконской.
