Полина Земцова «Просыпаюсь»
Я просыпаюсь в своей высокой кровати – под самой крышей. Открываю глаза и смотрю в потолок. Солнце уже живёт среди облаков на моих обоях – это так чудесно, что на минуту мне кажется, будто я умерла. Я свешиваю голову с верхнего яруса кровати и заглядываю в окно. Там тоже небо. Синее, прекрасное. Брат как всегда из вредности убрал лестницу, поэтому, чтобы слезть, приходится прыгать. Иду проверить комнаты – в квартире никого нет. На столе стоит чашка кофе. Окунаю в неё палец: кофе еще тёплый. Радио противно пищит, и не менее противный женский голос устало произносит: «Московское время одиннадцать часов».
Подхожу к окну и смотрю на улицу. Людей нет. Улицы пусты. Ветер тихо шевелит ветки гигантского тополя под окном. Провода лениво покачиваются. Стройка торгового центра напротив нашего дома приостановлена. Я, как есть, в пижаме и босиком выхожу из дома. В тени тополя сидит соседский кот Арни. Он смотрит на меня безразлично. «Арни, Арни, Арни» - шепчу я, боясь нарушить тишину. Кот отворачивается, поднимает зад и уходит. Я огибаю дом и захожу во двор. В противоположном доме в квартире на первом этаже начинает звонить телефон – слышно через весь двор. Я бегу туда, чтобы увидеть человека, который ответит на звонок, но, подбежав, вижу, что нет никого. Телефон орёт нестерпимо. Я залезаю в окно, опрокидывая горшок с геранью. Это детская комната. На кроватке раскиданы платьица, двери шкафчика раскрыты, на пол с полки упали белые носочки. У двери стоит раскрытое пианино, ноты рассыпаны по полу. Я нажимаю на белую клавишу. Это нота соль. Звук глухой, шипящий, как будто беззубый. Телефон надрывно верещит на столе, где лежат цветные карандаши и незаконченный рисунок. Кто-то рисовал радугу, но успел провести только четыре полосы: красную, оранжевую, желтую и зеленую.
Телефон звонит.
Я поднимаю трубку. Истеричный, испуганный голос кричит на неизвестном мне языке. Голос мужской. Мне представляется потный испанец с чёрными, выпученными от страха глазами. Голос хрипнет, переходит на нервный шёпот. Потом треск. И тишина. Я кладу трубку и чувствую, как от страха у меня потеют ладони. Иду в ванную комнату, чтобы принять душ и успокоиться. Но ничего не выходит: звук льющейся воды в этой беспощадной тишине сводит с ума. Я выключаю воду, вытираюсь чьим-то не очень свежим полотенцем и снова надеваю свою пижаму. Не заглядывая в комнаты, я выхожу в подъезд. В подъезде темно и прохладно, от каменного пола мёрзнут ноги. В квартире, в прихожей, я заметила старые стоптанные вьетнамки. Я возвращаюсь туда и надеваю их – немного великоваты. Выхожу на улицу. Теперь я на главном проспекте нашего города. Он пустынен. У подъезда стоят машины, мусор перекатывается вдоль бордюра. Я выхожу на проезжую часть. Вдруг у меня за спиной вспорхнул голубь, поднимая за собой всю маленькую стайку. И ни одного звука. Иду к центру. Фонтаны у дома культуры работают. Рядом, на скамейках, лежат полотенца, шорты, футболки, тапки. В бассейне фонтана плавает надувной мяч. Дальше – к мэрии. Солнце уже в зените. Моя пижама становится влажной от пота. Цветы на клумбах засыхают. От асфальта идут испарения. Мне хочется лечь на дорогу и лизнуть асфальт, чтобы хоть капля влаги попала в мой рот. Но я знаю, что влаги нет. Мне так жарко, что я готова раздеться и идти голой, но, быть может, всё-таки – люди?
В мэрии никого.
Я перехожу дорогу и захожу в спортивно-концертный комплекс. Жара убивает меня, иссушает моё тело. Я ныряю в бассейн прямо в пижаме и вьетнамках. Тапки тут же слетают с меня и плывут по поверхности. Я плаваю до изнеможения, пью воду прямо оттуда, внутренне содрогаясь от мысли, что воду эту не спускали, может быть, несколько дней, и в ней успели омыть свои тела десятки людей. И всё равно пью. Вода мерзкая: тухлая и хлорированная на вкус. Потом вылавливаю тапки и вылезаю. За СКК начинается лесная дорога, ведущая к заливу. Я иду по ней. Песок налипает на мои мокрые ноги. Одежда и волосы высыхают быстро. Я иду по сосновому бору. Вокруг очень светло. Поют птицы, дорогу мне перебегает белка. Лес живой. Наконец, я выхожу на берег залива. Зелёная зацветшая вода размеренно качает на своих волнах белых чаек. Чайки спят, чайки летают и кричат, чайки охотятся на рыбу. АЭС мертва.
Я сажусь на песок и долго сижу так. Пока я здесь – всё как обычно. Обычный рабочий день.
Проходит время, много времени – часы, наверное, – и над заливом собираются тучи. Скоро начнётся дождь. Пора идти, я не хочу промокнуть.
В городе по-прежнему тихо. Тучи движутся с неимоверной скоростью: куда ни посмотри – они повсюду. Я перехожу на бег. В тапочках бежать совсем неудобно. Огибаю мэрию, вбегаю в маленький пролесок и останавливаюсь перед своей школой. Все окна школы раскрыты настежь, будто людям внутри жарко и душно. На минуту мне и правда кажется, что в школе идут занятия, но я знаю, что она пуста. Я прохожу мимо школы, выхожу из пролеска и иду к детскому саду. Раздается оглушающий треск. Это гром. От неожиданности я прокусываю губу. Никогда прежде я не слышала такого грома. Может, он кажется таким громким только потому, что вокруг неестественно тихо. Не обращая внимания ни на что, я бегу к дому. Успеваю сделать шаг под козырек над нашим подъездом, прежде чем с неба обрушиваются потоки воды. Вода падает столбами – буравит землю. Минута – и всё становится серым. Ничего не видно, только тяжёлое полотно воды. Я захожу в квартиру, ложусь на диван и от усталости засыпаю.
Далёкие звуки будят меня. Я слышу сирену скорой помощи, сирену пожарной машины. Людей. Я выбегаю на улицу, бегу в сторону трассы, которая находится в полутора километрах от дома. Воды уже по щиколотку, она почти заливает бортики. Я пытаюсь бежать по бордюру, но ноги соскальзывают. Спотыкаюсь, падаю в лужу. Пижама становится грязной. Дождь течёт по мне. Я не чувствую капель, потому что их нет. Струи воды, словно жуткие щупальца, хватают за лодыжки и запястья, хлещут по лицу, сбивают с ног. Мне больно. Я плачу. Слёз не чувствую, но, думаю, они должны быть. Я не вижу ничего дальше десяти шагов. Может быть, я бегу на месте. Нет, медленно, но я всё-таки продвигаюсь, хотя и не понимаю, в какую сторону иду. Из дождя выплывают силуэты: машины, дома, качели. Гром свирепствует буйно и заглушает даже мой страх. Впереди виднеется трасса. Я останавливаюсь на обочине, ищу глазами уезжающую «скорую» и не могу разглядеть. Долгое время ничего не происходит. Наконец я вижу, как по трассе с огромной скоростью несётся гружёная фура. Не понимаю откуда, но я знаю, что она не пустая. Тут же из-за поворота появляется легковой автомобиль. Я вижу всё очень чётко и ясно. В машине сидит семья: папа, мама и сын лет семи. На какую-то секунду водитель легковой машины – папа – теряет управление, и легковушку выносит на встречную полосу. Фура сминает её. Машинку начинает колошматить и мять, она сжимается в маленький металлический комочек. Всё происходит будто в немом фильме: шум дождя и гром превращают звуки в белый шум. Водитель фуры истерично бьёт по тормозам, но фуру продолжает нести по скользкой дороге. Она вылетает в кювет. Водитель погибает. Клубок легковушки выпутался из-под фуры ещё на середине дороги и лежит теперь там. Я подхожу туда посмотреть, есть ли живые. Живых нет. Понять ничего нельзя. Нет никаких отдельных частей тел: все переработано в мясорубке скомканного металла. По дороге тонким слоем стелется кровавое месиво – оно быстро размывается дождем. Я не могу больше смотреть. Меня рвёт. Внезапно дождь прекращается, и начинается наводнение. Вода прибывает очень быстро. Я не могу стоять на ногах – меня сносит течением. Я пытаюсь плыть, но тону. Сзади по голове меня монотонно бьёт какой-то тяжёлый предмет, заставляя скрыться под водой. Когда я выныриваю – вижу лодку. Я хватаюсь за её борт и напрягаю все свои силы, чтобы не оторваться. Вода несёт нас к городу. Когда течение немного ослабевает, я вскарабкиваюсь в лодку. Но это непросто: её кидает во все стороны. Меня снова рвёт, но ничего, кроме воды, из меня не выходит. Я плыву по улицам города. Город затоплен, деревья разодраны, как сгнившая ткань, искорёженные машины лениво качаются на воде. Мимо меня проплывают диваны, комоды, столы. Вдалеке я вижу перевернувшуюся яхту, вода несёт меня прямо к ней. Не знаю, откуда она взялась в нашем дворе. Вокруг яхты плавают тела. Я напряжённо нагибаюсь, надеясь найти живых людей. Но люди мертвы. Они бьются о борта яхты, о борт моей лодки. Одни смотрят мёртвыми глазами в небо, другие изучают дно. Устав бояться, я ложусь на дно лодки и закрываю глаза. Люди долго ещё стукаются своими тяжёлыми от воды головами о борта моей лодки. Под этот стук я засыпаю.
Я просыпаюсь в своей высокой кровати – под самой крышей. Открываю глаза и смотрю в потолок. Солнце уже живёт среди облаков на моих обоях – это так чудесно, что на минуту мне кажется, будто я умерла. Я свешиваю голову с верхнего яруса кровати и заглядываю в окно. Там тоже небо. Синее, прекрасное. Брат как всегда из вредности убрал лестницу, поэтому, чтобы слезть, приходится прыгать. Иду проверить комнаты – в квартире никого нет. На столе стоит чашка кофе. Окунаю в неё палец: кофе еще тёплый. Радио противно пищит, и не менее противный женский голос устало произносит: «Московское время одиннадцать часов. В эфире «Новости». Вчера на Новый Орлеан, штат Луизиана, юго-восточное побережье США, обрушился ураган «Катрина», от которого ранее пострадали жители штата Флорида. Ураган «Катрина» занимает третью строчку в списке самых сильных ураганов, учёт которых ведётся с 1851 года. Количество жертв пока не установлено…».
Я подхожу к окну. За окном куда-то спешат люди, рабочие ставят стропила на будущем торговом центре. С девятого этажа вдалеке видно берег залива, и я могу едва-едва различить талую струйку дыма, поднимающуюся от атомной электростанции. Обычный рабочий день.
