Ольга Кузьмичева-Дробышевская «Янтарная бусина»

 

Середина лета. Город детства. Прошло 40 лет, но… тот же знойный ветер со смешанными запахами пыли, серо-зелёной степной полыни, стойкой придорожной лебеды и разгорячённых тополей. То же необъятное белёсо-голубое небо. Та же улица с тем же сквером и фонтаном. Тот же дом...

Помню, мне было – пять. Во дворе, под окном, рос пышный куст акации. У его корней я закопала «секретик» – одно из любимых развлечений, в котором главным было, спустя какое-то время, не забыть, где именно спрятан секрет. Потом осторожно, так, чтобы никто не видел, найти укромное место, присесть пониже, бережно, круговыми движениями пальцев разгрести над ним землю, легонько сдунуть осыпающиеся песчинки и увидеть самую сердцевину тайны. О, как приятно знать о чём-то таком, о чём никто не знает, лелеять это чувство в душе, вынашивать его, выращивать до того момента, когда им вдоволь насладишься. И тогда приходит желание выплеснуть тайну, открыть кому-то секрет. Но зачем? Может быть, затем, чтобы обострить ощущения новыми чувствами: утвердиться в своей значимости, испытать опасность, ведь секрет могут украсть, а его всё-таки хочется сберечь. Тогда кому открыть тайну? Конечно же, верной подруге. И наступал самый торжественный момент – секрет открывался. Дух захватывало!

 

 

Тот «секретик» я запомнила навсегда, потому что под тонким осколком зелёного бутылочного стекла, на блестящем конфетном фантике, покоилась драгоценная слеза янтаря – капля старых бабушкиных бус. Однажды они рассыпались, и одна из бусин закатилась под мою кровать. А я утаила её, когда бабушка нанизывала жёлтые округлые камешки на новую нить.

Теперь я понимаю, что бабушка догадалась о моей тайне, но ни о чём меня не спросила. Просто, пересчитав бусины, она грустно сказала:

- Чётное число. Одной бусины не хватает. А на ожерелье из янтаря должно быть нечётное количество камней – тогда, говорят, бусы приносят своей хозяйке здоровье.

- Что же теперь делать? – прошептала я, и щёки мои предательски вспыхнули.

- Ничего. Я просто уберу одну бусину. Держи. А если вдруг у тебя окажется чётное число камней, например, два, то подари один из них своей любимой подружке. Пусть и с ней янтарь делится своим теплом.

- Хорошо, – опрометчиво согласилась я. И камешек, скатившись в мою ладонь, будто обжёг меня. – Он и вправду очень тёплый! Он что, живой?

- Конечно, ведь он сделан самой природой, – голос бабушки зазвучал глубоко и ласково. – А природа, в любом её проявлении, живая.

- А нам в садике говорили, что есть живая и неживая природа…

- Может быть, с точки зрения людей, это и правильно. А вот с точки зрения природы? Не знаю. Ведь человек – только маленькая её часть, только крошечная капелька, как эта бусинка. Если бы люди не только всматривались и вслушивались в природу, но и видели и слышали, то, возможно, жили бы в согласии с ней.

- А с чем же люди не согласны? – я всё крепче сжимала в кулаке бусину.

- Наверное, с тем, что природа сильней, что так называемая «неживая» природа живёт дольше, может быть, вечно. Не зря в одной большой книге сказано: «Поколение уходит, и поколение приходит, а земля остаётся на века…»

- А что такое «поколение»?

- Ну, это люди, объединённые чем-то общим, например, родством. Или люди, рождённые и живущие в одно время. Я принадлежу к одному поколению, моя дочь – твоя мама – к другому, ты – к третьему…

- У тебя есть эта книга? Почитай мне.

- К сожалению, нет. Её в наше время трудно достать. Может, когда ты вырастешь, то сама её найдёшь и прочтёшь…

 

Вскоре бабушка умерла. Как я плакала, чувствуя себя виноватой в том, что бабушка заболела и уже не выздоровела. Ведь я не отдала ей чудесную нечётную бусину.

Я не видела бабушкиных похорон – меня отвели в детский сад. Но я помню боль, скручивающую жестокой ломотой всё тело. Помню и громкую прощальную музыку, от которой боль, смешиваясь с осознанием тайны, разрасталась во мне до невыносимых размеров и, терзая, искала выхода. И она выходила слезами. А слёзы, казалось, текли не только из глаз, но и сочились из кистей рук, из стоп, нестерпимо их обжигая.

Любимая воспитательница, утешая меня, говорила, что никакой музыки не слышно, что музыка мне только чудится. А я слышала. И плакала, плакала, плакала.

А потом вдруг догадалась, что боль станет меньше, если я расскажу о своей тайне, о нечётной янтарной бусине. Но кому об этом рассказать? Бабушки уже нет. Тогда кому же? Тому, кому больше всего на свете верю – маме. В тот же вечер я во всём призналась.

Мама усадила меня на колени, вытерла слёзы и, поцеловав, тихо сказала:

- Маленькая моя, ты ни в чём не виновата. Бабушка заболела не из-за того, что потеряла бусину.

- А из-за чего?

- Из-за того, что она стала старенькой. Таков закон природы: люди рождаются, живут и умирают. Им на смену приходят другие. Я – бабушкино продолжение, ты – моё…

- Да. Поколения. Бабушка мне говорила… А ты тоже умрёшь?

- И я тоже умру когда-нибудь. Но, надеюсь, не скоро, а лишь тогда, когда ты вырастешь, станешь сильной, когда у тебя у самой будут дети – мои внуки.

- Значит, и я когда-нибудь умру?

- Так устроена природа. Всему своё время… Но ты не думай об этом. Живи и радуйся… Я тебя очень люблю.

Мама крепко прижала меня к своей груди. Коснулась горячими губами моей макушки и, убаюкивая, запела знакомую с рождения колыбельную песню.

Мелодия и мамино дыхание будто просачивались в макушку, текли по затылку, лёгкими толчками пробивались через горло, нежно щекотали в груди, наполняя сердце покоем. Стало тепло и легко. Затихала и боль, растворяясь в мамином голосе.

Я нащупала в кармане бусину. Украдкой на неё взглянула. Она перестала казаться зловещей. Она вновь засветилась маленьким жёлтым солнышком.

 

Прошло 40 лет. Уже нет и моей мамы. А я давно-давно живу в другом городе. Но приехала погостить в город моего детства, где меня встретил тот же знойный ветер со смешанными запахами пыли, серо-зелёной степной полыни, стойкой придорожной лебеды и разгорячённых тополей. Та же улица с тем же сквером и фонтаном. Тот же дом... Всё так же, как в детстве, только немного меньше. Теснее стали двор и сквер, более узкими – улицы, ниже – потолки в доме. Но совсем не изменились запахи, они живы, как родовая память. И таким же огромным осталось небо, даже цвет его – прежний: в полдень – белёсо-голубой, в полночь – глубинно-чёрный, с яркими стразами звёзд. Да и ночи – те же: тёплые, наполненные громким многоголосием сверчков и стрекотанием кузнечиков.

И пусть современные девочки не закапывают свои секреты в песок, а прячут их в памяти компьютеров и сотовых телефонов. Но они испытывают те же чувства, что и я когда-то, дышат тем же ветром, ходят по той же траве, их ступни обжигает та же горячая земля. И в фонтане так же, как и прежде, плещутся дети – поколение двадцать первого века. Но, «нет ничего нового под солнцем». Нет даже времени. Есть только вечность, а в ней – движение жизни.

Я помню зарождение новой жизни во мне, когда ещё не знала, что беременна, но уже чувствовала происходящие перемены, сопровождающиеся странными, необычными ощущениями: будто у меня появились ещё одни глаза и уши, которые дополнительно к моим настоящим глазам и ушам стали видеть и слышать окружающий мир изнутри меня, из живота; а природа, сконцентрировавшаяся маленькой точкой, стала вдруг ещё больше, ещё шире. Когда же я узнала, что стану матерью, то почувствовала себя бесконечной вселенной. И тогда пришло осознание: «глаз не насмотрится всласть, вдоволь не наслушается ухо»…

 

Когда-нибудь я приеду в город моего детства вместе с внучкой. Я открою ей «секретик» и подарю ту самую янтарную бусину.

 

2011 год, июль.